Люди

Время не стоит на месте, беспощадно мчится оно вперед и вперед, наматывая дни, недели, месяцы, годы, десятилетия… Время торопится вперед и стирает из памяти многое. Но есть вещи в этом мире, которые никогда и никем, несмотря ни на что, не забудутся. Великая Отечественная война оставила свой отпечаток в памяти каждого. Нет ни одной семьи, не знавшей горечи потерь и утрат знакомого или близкого, боровшегося за жизнь родных, дорогих людей, подарившего жизнь не одному поколению на много-много лет вперед…

Путь в монастырь  Желая служить Богу, люди разных судеб приходят и остаются в монастыре, как произошло с Алексеем Порфирьевичем Ширяевым. Ведь в монастырь не «уходят», а приходят — каждый по зову своего сердца. Рабочий из Нижнего Новгорода, с детства верующий, как только узнал об открытии монастыря, несколько раз совершал паломничество в обитель, используя любую возможность. 4 сентября 1992 года во время праздничного молебна, чествующего Чудотворный образ Богородицы «Грузинская», он получил чудесное исцеление от хронического артрозоартрита. Полностью избавившись от постоянных, не дающих заснуть, болей в правом колене, он решил для себя, что останется в монастыре навсегда. Возвратившись домой, он считал месяцы и дни, оставшиеся до его шестидесятилетнего юбилея, чтобы, уйдя на пенсию, сразу рассчитаться на работе и до конца своих дней трудиться во Славу Божию в нашей обители, неся любое послушание. Через некоторое время после своего оконча-тельного прихода в монастырь Алексей Порфирьевич принял монашеский постриг с именем Андрей в память св. Апостола Андрея Первозванного. В 1994 году он принял сан иеромонаха. Летом 2001 года архиепископом Казанским и Татарстанским Анастасием отец Андрей был возведен в сан игумена. В апреле 2006 года игумен Андрей (Ширяев) был пострижен в схиму с именем в честь преподобного Андрея-иконописца. К схиигумену Андрею из разных мест приезжают духовные чада для исповеди, духовной беседы. При всех телесных недугах, помня свое чудесное исцеление, считает он самым надежным средством акафист, читаемый перед Чудотворным образом Богоматери. В. Переверзнев

Мне предстояло поговорить со схиигуменом Андреем, насельником Раифского монастыря, о его воспоминаниях о войне. Долго отец Андрей не соглашался, объясняя тем, что не воевал, только в армии служил. Но, наконец, согласился.

Готовясь к беседе, я не знала, сколько ему было лет во время войны, не знала о семье, воевал ли кто, погиб ли, но была уверена, что День Победы он помнит. И тут я оказалась права…

— Я прибежал, а бабушка и говорит: «Победа!». Обрадовался я сильно, побежал к материной сестре, крестной моей, поздравить с Днем Победы. В первую очередь к ней, а на завод к маме не пошел. Там и так уже, наверное, знают, подумал (смеется). Прибежал к любимой крестной, говорю: «Крестная, День Победы!» Она тоже обрадовалась, обняла меня, целует, даже заплакали от радости.

— А как война началась, помните?

— Конечно же. Я только первый класс закончил, и началась война. Отца забрали в первый же день. В шесть ему повестка пришла, а в двенадцать часов уже со всеми вещами и ушел. Так мы его и проводили.

Горький (нынешний Нижний Новгород) рекой Ока разделен, и в верхней части города казармы были. Они еще до революции там стояли. И вот пока их там учили штурмовать, мы все в щелочку подглядывали через забор. Конец июня, жара уже, гимнастерки у них все мокрые. Они прямо пилотками черпали воду и пили, вот до чего их там гоняли! Ну а потом увезли всех в Москву. И отец мой попал в войска НКВД.

— Как вы без отца жили, тяжело в семье было?

— Мама на известковом заводе работала. Мы иногда туда даже греться зимой прибегали. Мама посменно работала. От завода земельные участки раздали, так что в доме продукты свои были, с огорода. И поливать не надо было, там ручьи были, весной земля впитает влагу, на все лето хватало. Я матери помогал и в огороде, и по дому, и в школе успевал. Сестренка-то маленькая, пять лет только исполнилось, как война началась. В первый класс она в сорок четвертом пошла...

Позже мама нас с сестренкой отправила к бабушке в деревню. Это восемьдесят километров от Горького. Шестьдесят от дома до работы, и от работы еще двадцать.

А в близлежащем храме во время войны сделали школу. Я, правда, учился в школе для младших. А в бывшем храме устроили классы для ребят постарше. Мы все вместе собирались и только тогда шли на учебу. Потому что мы волков боялись, особенно зимой. Далеко надо было идти: сначала лугами, затем лесом, а чтобы не заплутаться, мы ветки ставили, так обратно и возвращались. Зимой-то рано темнеет…

— И школы открыты были во время войны?

— Да, мы каждый день учились... А вот церкви были многие разрушены. Сохранилась лишь одна, но далеко очень. Мать ходила. Да и в Горьком остался один действующий собор на весь город.

— И не боялись? Запрещено ведь было?

— Не знаю даже. Мать туда ходила, да и многие. Но меня с собой не брала ни разу...

— В деревне тяжело было жить?

— Уехав к бабушке, за счет своего огорода только и выжили. Я помню, мне давали брюкву, редьку, горох в воде мочили, морковь. Это когда я вырос, тогда понял, почему нас так кормили... Бабушка у нас была набожная очень. Она никогда за стол не садила, пока не помолишься. Ни мать, ни отец не учили нас с сестрой. А она научила, как надо: «Господи, Иисусе Христе Сыне Божий…»

Как-то я молюсь перед завтраком, и нищенка подходит к окошку: «Подайте, Христа ради». Бабушка окно открыла, дала ей (чего уж и не помню). А та выглядывает из-за бабушки и спрашивает: «У тебя внучонок?» Бабушка отвечает: «Да, от старшей дочери». Нищенка ко мне и обращается: «Сыночек, молись за папку, и немец его не убьет! Ваши детские молитвы, как молния, доходят до Господа!» И так эти слова нищенки мне в голову засели… Позавтракал я, вышел на улицу, лег в траву, смотрю на небо и молюсь: «Господи, Иисусе Христе, небо, помоги папке, чтоб немец его не убил». Послушался я тогда нищенки, сильно врезались ее слова в память, и стал я за папу постоянно молиться.

Сражался мой отец под Москвой, а потом перебросили его в Сталинград. В Сталинграде у него случилось три приступа аппендицита, а он написал расписку и не дал делать операцию. Его документы в комиссию все сдали, а самого в тыл отправили. Но не просто домой, а в Ивановскую область, в колхоз...

А за день до Победы он домой вернулся. Так что в доме две радости было: День Победы и возвращение отца. Я как раз в пятом классе учился. Ребята мне кричат: «Отец у тебя пришел, отец вернулся!». Я бегом с сумкой домой. И первым делом сапоги солдатские одеваю, меряю.

А еще вот что расскажу. Я крестную свою любил и уважал очень. Ее мужа тоже забрали на войну. Он шофером был. Так вот он от Москвы до Берлина дошел, потом в Чехословакию, а оттуда и в Японию. Потом домой вернулся жив и здоров. Я ведь и о нем молился. Уж очень крестную жалко было. А когда я ему сказал об этом, он меня полюбил, как отец родной.

Тогда я и стал думать. А кому же я молился? Иконка маленькая такая была, в металлической обшивке, старенькой очень, трухлявая, как решето. Я и решил ее заменить на другую. Стал вскрывать и читаю как называется: «Взыскание погибших». Странно, думаю, почему название у нее такое. Начал историю читать… Оказывается, какой-то ямщик ехал зимой на лошади, была сильная пурга, лошадь сбилась с дороги. Он замерзал и молился Божьей Матери: «Божья Матерь, не дай мне погибнуть!» И лошадь довела его до какой-то деревни... Хозяева дома, услышав шум, вышли на улицу и нашли замерзающего человека. Принесли путника домой, отогрели и спасли. А ямщик этот потом нашел художника и попросил нарисовать икону Божьей Матери и назвать ее «Взыскание погибших».

А я молился этому образу, глядя на иконку, и не знал тогда ничего… Теперь вот — новая висит…

Отец Андрей указал мне на икону. Еще долго мы проговорили с ним. Много интересного рассказывал мне отец Андрей: о жизни после войны, о своей семье, детях, внуках. Долго показывал записочки с именами больных детей, за которых молится, о каждом рассказывал… Дети эти и не родные ему, но любит он их крепко, переживает за болезни их, и молится непрестанно об оздоровлении вместе с ними. Ведь «…детская молитва, как молния, доходит до Господа»…

Алена Оюшина