Статьи

Продолжая нашу рубрику о святых из числа татар в православной церкви, нельзя не вспомнить удивительную историю об Ордынском царевиче Петре. Эта история не просто пример добровольного принятия «агарянином» христианства, — это уникальный рассказ об искренности и чистоте веры новообращенного татарина, послужившей примером даже для рожденных в христианской вере русских князей.

Житие царевича Петра исполнено юмором и простыми чудесами. В нем отражены отношения Руси и Орды не с точки зрения политического и военного противостояния, а с позиций «быта и нравов», что раскрывает новые (иногда неожиданные) грани сложнейших политических, этнических и религиозных антагонизмов.

ПОВЕСТЬ о Петре царевиче Ордынском» представляет собою исключительную ценность как материал по истории отношений между Ордой и Ростовским княжеством в XIII и в начале XIV в.

В повести описано множество событий, но в нашей статье мы хотим коснуться не экономических сторон, а темы добрых качеств нашего героя:

В одно из посещений ростовским епископом Кириллом ставки ордынского хана («царя») Берке «брата царева сын, юн сый» (был ли наш герой «чистых татарских кровей» — для нас не особенно важно. Булгарин, кыпчак или китаец. Татарами в те времена могли назвать кого угодно).

Итак, задумался ордынский царевич о правильности своей веры: «Како си цари наши солнцу сему, и месяцу, и звездам, и огневи и кто сей есть истинный бог?» «И умысли сице: ити с святым владыкою и видети божницу русския земля и чюдеса, бываема от святых». Несмотря на препятствия и искушения, имевшие место в Орде, он все-таки «прииде с владыкою в Ростов». Увидев и услышав православную службу, «отрок, сый в неверии…припаде к ногам святаго владыкы и рече: …Молю тя да бых и аз приял святое крещение». «Владыка же почти его и повеле ждати, бе бо размышляя о искании отрока». Кирилл, таким образом, не решился сразу крестить ордынского «отрока». Возможно, уход царевича был тайным (скорее всего, не без содействия епископа), и мог начаться его розыск и в конечном итоге мог быть обвинен сам иерарх с возможным последующим наказанием.

Обстоятельства благоволили к обоим. Берке умер, «Орде мятущеся» и «искания отроку не бе», т. е. о нем просто-напросто забыли. Воспользовавшись этой ситуацией «крести сего отрока святый владыка и нарече имя ему Петр».

Став правоверным и истовым христианином, Петр, тем не менее, «и царския своея не преставая утехы: бе выездя при езере ростовстем птицами ловя, ненароком усну. К Петру явились «Христова апостола Петр и Павел», главным пожеланием которых в «беседе» с царевичем стало строительство новой церкви, «иде аз спах при езере». Однако при практической реализации апостольского указания возникли трудности, исходившие от местного русского князя. Князь, «глумяся рече» Петру: «Владыка тебе церковь устроит, а аз места не дам. Что сотвориши?»

Представляете себе исключительность ситуации?! Новообращенный татарин хочет построить церковь, а русский князь стремится раскрутить «наивного иноземца» на солидные деньги, поскольку знает, что таковые у чудака-татарина имеются.

В конечном итоге этот торг при посредничестве нового ростовского епископа Игнатия закончился покупкой Петром земельных владений князя за «девять литр сребра, а десятую злата». В «Повести» их источником объявляется чудесный дар явившихся ордынскому царевичу от апостолов Петра и Павла. Но проскальзывает и более прозаическое их происхождение. На вопрос Петра о покупке земли для строительства церкви Игнатий отвечает так: «Чадо, не пощади имения родитель». Получается, что Петр пришел на Русь отнюдь не с пустыми руками, а с тем же «златом и сребром», и естественно, что «владыка и князь… реша к себе: «Аще сей муж, царево племя, идет в Орду, и будет спона граду нашему».

Возможно, прагматичность русских князей здесь вполне разумна и похвальна. Но удивительно другое. Вера Петра. Ради открывшегося нового мира, где есть Милость Спасителя к каждому, кто верует в Него, вчерашний царский сын не жалеет ничего — ни оставленной родной стороны, ни богатств. Он следует слову явившихся святых, своим небесным покровителям, и в этой простой детской вере проявляется его святость.

Чтобы Петр не отошел от православной веры, ростовские правители его женят на дочери бывшего «тогда в Ростове» ордынского вельможи, вероятно тоже перешедшей в христианство. Ростовское же сказание «отдает» в жены Петру дочь ордынского «князя» Узбека по имени Кончак, которая при крещении становится Феодулией.

Сам князь ростовский проникается добрым чувством к Петру настолько, что дарит царевичу «множество земель» своей «вотчины» — «от езера, воды и лесы», подстраховывая их на будущее «грамотой» (как оказалось, не напрасно). Позднее строятся и «домы по его землям». Петр не понял и не осознал смысл предложения князя. «Аз, княже, — отвечает он ему, — от отца и от матери не знаю землею владети и грамоты сия чему суть». После объяснений князя он соглашается, но достаточно индифферентно: «Да буди, княже, воля Господня». Или простодушие царевича или его равнодушие к недвижимому богатству — земле — послужили причиной непонимания царевича. Ранее он владел только движимым богатством — повозками, шатрами и т. п. А вот другой жест «доброй воли» князя для Петра-ордынца не был чем-то необычным — «владыце братати их в церкви с князем. И прозвася Петр братом князю», а княжеские «дети зваху Петра дядею и до старости». С рождением же у Петра детей произошло полное врастание недавнего ордынца в русскую почву. А перед смертью, будучи в «глубоце старости», он постригся: «в мнишеском чину к Господу отъиде».

Внук Юрий оказался наиболее последовательным в продолжении Петровых дел «честь творити святей госпоже богородице в Ростове». В 1322 г. при «животе» правнука Петрова сына Юрия Игната «прииде Ахмыл на Русскую землю, и пожже град Ярославль, и поиде к Ростову с всею силою своею, и устрашися его вся земля, и бежаша князи ростовстии, и владыка побеже Прохор» И вот тут с самой лучшей стороны проявил себя Игнат: он «извлек меч», сначала угрозой, а затем объяснением — «наше есть племя и сродичи» — остановил владыку. Навстречу Ахмылу («страшно же видети рать его вооружену» — признался очевидец-автор), ставшему «край поля и езера», двинулась целая процессия: «Владыка и с всем клиросом», а перед ними — Игнат «с гражаны», несущие «тешь царскую — кречеты, шубы и питие». Приблизившись, не забывший ордынские порядки Игнат, «ста на колену пред Ахмылом и сказася ему древняго брата царева племя», а заодно сообщил и о «купле прадеда»: «А се есть село царево и твое, господине». Видимо, подчеркивание принадлежности этой собственности требовал текущий момент — все-таки село было грамотой узаконено за Петром и его наследниками.

Ахмыла сердце тронуло другое. Прохор излечил святой водой больного (раненого?) сына Ахмыла. Ахмыл «сниде с коня противу крестов» и даже, «воздев руце на небо», провозгласил «благословения» всевышнему, епископу и Игнату.

В целом «Повесть» — это эпохальное полотно взаимоотношений русских (ростовцев) и ордынцев на протяжении достаточно длительного времени. Житие святого Петра — только небольшая страница этого повествования. Но для нас — наиболее интересная и поучительная.

Нонна ПОКРОВСКАЯ