Культура и искусство


28.05.2008

Неполиткорректный священник – о литературе

Неутомимого миссионера Андрея Кураева вряд ли назовешь образцом политкорректности. Он не скрывает своих часто резких оценок современной действительности и тем вызывает на себя огонь критики. Писательница Ксения Букша поговорила с диаконом Андреем Кураевым о современной литературе и выяснила, что ему нравится Гарри Поттер, а вот псевдорусский имперский стиль священник считает вычурным и ненужным.

— Почему сейчас в русской литературе так мало по-настоящему талантливых описаний опыта православного человека?

— Думаю, это естественный результат нашего неофитства. Даже те люди, которые сегодня церковны, они православные зачастую недавно, они натужно, книжно православные. Они еще сами не очень понимают, что это значит — быть православным, и подражают книжкам. Поэтому описывать их мир означает делать ремейки со старых книжек. Пока еще мало внутренней наработанности, органичности.

— То есть православие еще не встроено в жизнь так естественно, чтобы об этом можно было писать?

— Необязательно естественно, оно может быть встроено по Достоевскому надрывно, но в любом случае и эта надрывность нуждается в рефлексии и со стороны самого человека, и со стороны того, кто наблюдает за ним, с писательской стороны. Будет все это, будет описано, появится. Но, опять-таки, учитывая, что разные люди по-разному переживают православие, эти описания будут различны.

Есть люди, у которых травмирующий опыт Церкви, которые на самом деле не преобразились, войдя в Церковь. Они с головой бросились в церковную жизнь, но при этом очень надрывно-болезненно переживают собственную веру. Это массовый тип в современной церковной жизни: выцветшие, поблекшие люди, как будто их в какую-то кислоту, в формалин поместили, введя в церковную жизнь. У них исчезла мимика, атрофировались мышцы лица, которые отвечают за поднятие уголков губ кверху, они разучились улыбаться, сами себя загоняют в искусственные шаблоны. Речь идет именно о том, что в самой церковной среде считается нормативным. Некая стилизация. Православный человек не должен то, не должен это. В итоге куда-то испаряется право на человечность.

— То есть отчасти виноваты и сами представители церкви?

– Безусловно. Вот, скажем, мой вывод по миссиологии, очень странный: если мы всерьез хотим заниматься миссией, нам придется отказаться от традиционного пути православной миссии. А именно — миссионер не должен быть священником. Это помеха. Потому что лучший путь миссии — когда ты принимаешь образ жизни того народа, с которым ты живешь.

Но это психологически очень тяжело сделать именно священнику. Русский священник — он в футляре, он в форме, у него очень высокая самооценка даже не себя как личности, а своего служения, — я и по себе сужу. Чтобы быть встроенным в жизнь тех, с кем ты разговариваешь, эта сословно-высокая самооценка должна быть отстранена. Для священника это очень тяжело. Можно ли с детишками пойти поиграть в футбол? Для священника это повод для серьезных переживаний. Так что священство может быть для миссионера не столько помощью, сколько помехой.

— Что могут сделать представители Церкви, чтобы их мир стал более естественным?

– Церковь, как и литература, огромна. В мейнстриме у нас сейчас псевдорусский стиль, попытка пощеголять в имперских одеждах. Сделать вид, что ничего с нами не было в XX веке. А есть реальные люди и священники, которые понимают, что нам эти имперские одежды и не по погоде, и не по нашему внутреннему самочувствию. Если человек вышел из тюрьмы, а на него напяливают бобровые шубы — он рухнет под их тяжестью, этот доходяга. Поэтому есть священники, которые хотят дышать одним воздухом с людьми, а не искусственным воздухом алтаря. Не сомневаюсь, что за ними, скорее всего, будущее. Может быть, это не очень хорошо, потому что тут тоже есть свои проблемы.

— Сейчас в литературе много изображают магов, темные силы, и представители разных церквей начинают протестовать против этого, пытаются запрещать Гарри Поттера или другие книжки. Как вы к этому относитесь?

— Проблема, несомненно, есть. На сегодня ребенок этой околорекламной стихией погружается в мир колдовства, это факт. Гарри Поттера я сам люблю, это очень добротная книжка с вполне христианским подтекстом, но есть другие вещи. Во-первых, мы не встретим в современных блокбастерах положительного героя-христианина. Положительный герой может медитировать перед статуей Будды; в порядке политкорректности он может быть мусульманином, иудеем, но так, чтобы христианство было показано без стеба, как органический стержень, вокруг которого хорошо и творчески строится жизнь главного героя, – такого вы в голливудских фильмах не встретите. Эта фигура умолчания очень важна.

Во-вторых, мы видим огромное количество псевдоисторических поделок вроде короля Артура и так далее, когда христианство презентуется в совершенно неузнаваемом виде, по законам черного пиара. И третье — постоянное присутствие в этой попсовой культуре всевозможных оккультных деталек. Есть откровенно сатанинские вещи типа «Полярной совы», автор — швед какой-то, так он и в своих интервью, и в сюжете книги декларирует, что Бог Библии не прав, это Бог-неудачник, мы должны языческим богам служить и так далее. И надо сказать, что это действует, я смотрю по интернет-дискуссиям в Живом журнале, есть большой слой молодежи, которая удивительно заряжена на ненависть к христианству. Причем ненависть эта не со светских, гуманистических позиций, а именно с позиций оккультно-языческих...

— Какое настроение должно быть у писателя, чтобы он не начал испытывать гордыню из-за своего писательства?

— Во-первых, я думаю, должно быть чувство профессиональной позитивной самооценки. Надо различать христианское смирение и честность — эти две добродетели не всегда в ладах друг с другом. Если человек начнет без конца осуждать себя и свою работу, это будет неправда. Ну неправда это, если шестнадцатилетняя девочка, воспитанница православной гимназии, стоит перед зеркалом и медитирует на тему, какая она уродина безобразная. Это неправда, она прекрасна в свои 16 лет. Аналогично и у работающего человека, и у писателя в том числе. Должен быть выработан некий балансир, понимание, что вот это — удалось, это было написано с огоньком, а это — на троечку.

подготовила Ксения Букша,
«Деловой Петербург»,
при содействии журнала "Фома"