Праздники

Роман Кумов ТРОИЦА картинки детства Уже за два дня до праздника сходили в степь — за цветами и травою. Лазили по овражкам, поросшим весеннею бархатною зеленью, рвали душистый чёбор и длинные желтые медовники, спускались вниз, на дно оврага, и там над источником ломали белые березовые ветки... Сколько было смеха, ауканья, беганья! Нарвали полный мешок чёбора, громадный букет желтых медовых цветов, пук белоствольных березок — с зелеными узорчатыми листками... Устали до изнеможения и — вспотевшие — прилегли в тени дикой яблоньки. Душистый чёборовый мешок — в головах, лежим и смотрим, как сквозь яблоневые веточки струится знойный воздух — густой и духовитый. Где-то по сторонам, в листве, все время — ш...ш...ш... — так спокойно и тихо. Чёбор одуряет голову, слегка дремлется... Хорошо полежать в тени яблоньки!.. А домой все же надо идти: пообещали старшим вернуться к обеду... С вечера — под ТРОИЦУ — церковь обрядили ветками и травою. Идешь по церкви — под ногами трава, по сторонам — деревца. И все березки — серебристые и нежные. Точно в саду или в степи. И пахнет садом — цветами, травой, деревцами. Батюшка — в зеленых ризах — ходит по церкви-саду и кадит... Мы — в уголке, пред старою иконою, на коленках, — нагнемся, захватим полную горсть травы и мнем в руках, потом к носу — как хорошо пахнет!.. Солнышко уже ушло из самого крайнего окна, и тень легла по храму. Краснеют высоко вверху — перед иконою Спасителя — лампадки и слабо колышатся, словно они там — на высоте — молятся... Свечки разгорелись, оплыли, пылают жарко... Чуткая-чуткая тишина вокруг. Лишь поднимаются от трав и деревьев степные чистые запахи, и вдали, на клиросе, невидимые — тихо поют монахини... О чем? О большом празднике, празднике зеленых трав, белых березок, ясного неба и чего-то еще — таинственного, незримого, далекого, чего никак не может уловить маленький детский ум... Невидимые — тихо поют о празднике Троицы монахини, благоухают цветы, а люди внимают, и тишина спускается к ним в души, и ласкают их белые нежные березки и зеленая яркая травка... Утром — еще солнце не встало, над землею — предрассветная глубокая тишь, — а мы уже на ногах... Еще бы! Идти так далеко — в монастырь! И непременно пешком, с букетиками золотистых роз, идти туда через весь городок, через гору. Как далеко!.. Бегаем, суетимся, волнуемся: — Мамочка, скорее! Как бы не опоздать! — Не опоздаем. Еще рано!.. Ах, как долго собираются эти старшие! Наконец, собрались и тронулись в путь... По улице дома стоят еще с закрытыми ставнями — спят. Пыль лежит спокойно на дороге. Проезжающих нет, но пеших много. Нарядные, свежие — идут, как и мы, в далекий монастырь — к Троице... В монастыре еще тихо. Пробегают из церкви в кельи клирошанки, около святых ворот сидит слепой старик и жалобно поет про Лазаря... Собор, кельи, деревья в саду — все свежо, как само утро... Старшие уходят в келью — к знакомой монахине, а мы просим позволения остаться на дворе. После долгих просьб, получаем разрешение и убегаем за монастырь, в соседнюю березовую рощу... Она уже вся проснулась — умылась, приоделась в беленькие нежные корочки-одежки, надушилась запахами своих клейких душистых почек... Мы начинаем бегать между молодых стволов, аукать, бросаться травой... Вдруг — бом, бом, бом... Расплавленное золото, блестя и переливаясь, полилось с колокольни... Надо бежать в церковь. Кумачи, голубые платки, девичьи наряды — все весело горит на солнышке. Шум, разговор, кое-где легкий смешок. У всех — букеты из полевых цветов, перевязанные поветелью. Все стоят стеною около церкви и ждут... Меж тем незаметно в одинокий звон вплетаются другие колокола, и в воздухе льется тихой колеблющейся волной трезвон. Из собора вышел крестный ход. Золотые хоругви, кресты, образа. За ними батюшки — в зеленых ризах, с легкими звонкими кадильцами. Пошли вдоль стены собора, блестя и переливаясь. Следом хлынул народ. А мы тем временем — в церковь. Проходим наперед — к амвону, и здесь становимся. В соборе — жарко, душно от травы и солнца. Обедня — какая-то зеленая. Деревца, цветы, чёборок, зеленые ризы батюшек, травяной запах, иногда песни монахинь о горнице, убранной зеленой травою — в далеком святом Иерусалиме... И из этих отдельных простых черточек составляется особая жизнь — душистая, зеленая, солнечная — день Троицы... Домой!.. Жарко. Степь поблекла и дышит сухими ароматными испарениями. По сторонам убегают дорожки, телеграфные столбы... Вот и улица. Ставни у домов опять закрыты — от солнца. Пыль поднялась с дороги и стоит неподвижно столбом... Скорее!.. Вот, наконец, и дома. В комнатах прохладно, хорошо пахнет березкой и чёборком. Расстилаем на полу полсть, разуваемся и ложимся отдыхать... Боже, как хорошо!.. Милая Троица!.. Золотое далекое детство!..

Слово на вечерне

Три раза Господь Бог сходил на землю к людям, чтобы вразумить создание Свое и направить на путь истинной жизни течение дел человеческих. Книга Бытия говорит: «И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать; сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город [и башню]. Посему дано ему имя: Вавилон, ибо там смешал Господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле». (Быт 11: 7-9).

Это первая пятидесятница — языческая. Через пять веков после потопа люди опять извратились и вместо того, чтобы строить из себя дом духовный, для обитания в них Бога, начали строить башню, высотою до небес — дом гордости и тщеславия, — вместо прославления Имени Божия, захотели прославить имя человеческое. Отсюда и произошли язычники — поклонники вымыслам человеческим, поклоняясь вместо Творца твари. Посему и наказаны разделением языка единого на множество наречий. Так перестали люди понимать Единого Бога, поклонившись многим богам: и потому заговорили на многих языках. И отнято было от людей благословение Божие, которое заключалось в единстве языка и в понимании друг друга.

И вот, когда Господь Бог решил вернуть Свое благословение людям, в лице Израильского народа, Он дал им единство языка и понимания и единство в устройстве жизни духовной и общественной. Он дал им единый закон на Синае. «И сказал Господь Моисею: «Вот Я приду к тебе в густом облаке, дабы слышал народ, как Я буду говорить с тобою, и поверил тебе навсегда». Это еврейская пятидесятница, происшедшая в пятидесятый день по выходе из Египта.

Но вот ныне мы празднуем Пятидесятницу; в третий раз Господь сошел на землю, в виде огненных языков, и в шумном ветре. Сошел, чтобы люди снова начали понимать друг друга, — «И исполнились все Духа Святого, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать». Дар — противоположный смешению языков — апостолы начали говорить сразу на многих языках. А вернее, это был единый язык Духа Святого, — и единство языка было возвращено роду человеческому, но только верующему во Имя Божие, а не во имя человеческое.

Сегодня мы все имеем этот язык Святого Духа. Сегодня род человеческий может строить башню до небес, Церковь Христову, заменившую скинию ветхозаветную, которая в свое время заменила башню Вавилонскую. Да, человечество призвано построить из себя дом духовный, из живых камней, обожженных благодатью Духа Святого. И каждый христианин есть такой именно камень в составе Дома Божия — Церкви Христовой. Сегодня каждый из нас должен осознать себя живым камнем в организме Христовой Церкви. Должен вновь освятиться огнем Духа Святого, — восприять в себя заново благодать огненных языков, чтобы понимать друг друга, по слову апостола: «Будьте единомысленны и единодушны». И сегодня мы видим в Церкви Христовой множество племен: русские, греки, сербы, болгары, и пр., и пр., — много языков, но один Дух и одно понимание, одна вера. Так вернул Господь Свое благословение, отнятое у строителей башни Вавилонской.

Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение! Аминь.

Слово на литургии

В пятидесятый день после Воскресения Христова Дух Святой сошел на апостолов в виде огненных языков и дал им способность говорить на разных языках. Какой в этом смысл? Разве сохранили апостолы этот дар на всю жизнь? Разве проповедовали они на тех самых языках, которыми говорили в день сошествия Святого Духа, когда из Иерусалима рассеялись по разным странам? Нет, мы знаем, что этот дар не сохранился у них навсегда, и проповедовали они другим народам на греческом, общераспространенном тогда языке, и писания свои они оставили им по-еврейски или по-гречески.

Зачем же в таком случае они получили этот дар? Затем, чтобы это было символом, знамением, что Господь Бог возвращает Свое благоволение роду человеческому, отнятое у него во время строения Вавилонской башни. Тогда Господь «смешал языки», чтобы люди перестали понимать друг друга. Теперь Он дает им опять ЕДИНЫЙ ЯЗЫК, язык Духа Святого, чтобы люди получили возможность понимать друг друга и таким образом — быть в любви через единомыслие. Апостолы заговорили разными языками человеческими, но, кроме того, им даны были также единые мысли и чувства, чтобы они проповедовали единое Откровение, единое Евангелие. Если бы они не переживали единого вдохновения, то на разных языках они передавали бы разное, что не соединяло бы людей в единомыслие, а, наоборот, разъединяло бы их. Значит, сущность дара языков не во внешней способности речи, а в единстве внутреннего откровения. И для передачи сего откровения не было непременной необходимости снабдить всех проповедников иностранными языками. Значит, этот дар был лишь внешним знамением взаимопонимания, которое снизошло с неба на землю в явлении Духа Святого. И этот дар единства откровения сохранился до сих пор. Мы, все христиане, имеем этот дар по слову апостола Петра, сказанному в тот момент слушателям: «Вам принадлежит обетование сие, и детям вашим, и всем дальним, кого ни призовет Господь Бог». И действительно, «все мы напоены одним Духом», — «никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым». Без этого единства, и жизнь человеческая становится невыносимой. Касается ли это семьи, или государства, или Церкви, все строится на единстве целей и средств, и на взаимном понимании. Почему люди после потопа через 5700 лет, задумали строить Вавилонскую башню? Потому что они боялись рассеяться, разъединиться. Стремление к единству заложено в основу нашего существа.

Архимандрит Афанасий (Нечаев)