Интервью

Наверное, каждому человеку хоть раз в жизни хотелось взглянуть на себя со стороны, чтобы, сменив ракурс, точку зрения, вывести себя из заблуждения или, напротив, утвердиться в какой-то верной мысли. У русских людей есть такая счастливая возможность посмотреть на самих себя со стороны – глазами людей, родных по крови, но по тем или иным обстоятельствам вырванных из русской действительности.

А еще увидеть себя, свой народ в других условиях существования. Что думают эти «другие» русские о русском характере, о русской жизни? Мой собеседник Павел КУЗУБОВ – очень приветливый, общительный, умный человек. Русский родом из… Калифорнии.

— Вы приехали в Россию, чтобы попробовать здесь жить? Или все-таки приехали жить?

— Жизнь непредсказуема. Кто знает, где он будет жить? В каком районе, в какой квартире, в каком городе, тем более – в какой стране? Конечно, приехать очень хотелось. И в первый раз я приехал в Россию в 1989 году...Было много приятных моментов, люди были очень добры. И вот на протяжении десяти лет я свою карьеру и на работе и в учебе пытался строить так, чтобы возникла возможность не просто приехать, а приехать, обеспечив себе определенный жизненный статус... Я и сам не понимаю, почему я так хотел сюда. Ведь довольно маленький процент русских эмигрантов вернулся в Россию...Но определить свою собственную судьбу очень трудно: вернуться в Россию значило оставить все, что ты так любил всю жизнь, своих близких, то, что и составляло для меня Россию в Калифорнии. А эту Россию, в которую меня так тянуло, я совсем не знал. Но мне хотелось приблизиться к исторической родине. Мой дед умер здесь в лагере.... И вот в 1997 году я приехал в Иркутск и прожил в нем три года: мне в этом городе предложили работу.

— Значит, вам довелось познакомиться с русскими в полном смысле этого слова. Потому что мы, москвичи, жители города европейского, знаем о колоритном русском характере, скорее, из литературы.

— Я бы не сказал, что Москва — европейский город. Москва – очень русский город. Но, конечно, и от провинции она тоже отличается... В Иркутске жизнь намного более походила на жизнь в советские времена и в положительном, и в отрицательном смысле.

...Советское время во многом очень парадоксальное. Вот пример. На Западе все одевались всегда по-разному, но выглядели почти одинаково, а здесь все одевались «из одного контейнера», все девушки, как одна, в какую-нибудь черную футболку с бабочкой, а выглядели совсем по-разному. Это фантастика! То же можно сказать о внутреннем своеобразии. На Западе людей в какой-то степени нивелирует сытость и решенность всех проблем. Но как люди отличались друг от друга в Советском Союзе! Хотя должно было быть как раз наоборот, ведь вся советская идеология была направлена на создание типичного человека. Что еще было? В советское время гораздо больше общались. Было время и было желание общаться. Теперь это стремление к общению уступило место целеустремленности, желанию чего-то добиться в жизни. А в советский период были время, свобода, безответственность определенная: работаешь, не работаешь – можно до шести утра просидеть у кого-нибудь на балконе, разговаривать, пить пиво или кофе, философствовать; на следующий день придти на работу, там как-то продержаться и вырваться полпятого отсыпаться. Такое общение при современном темпе жизни невозможно: нет времени. Да и желания общаться...

— У вас была уникальная возможность, оставаясь русским человеком, посмотреть на русских со стороны. Что вы думаете об известных словах Ф.М. Достоевского о русском человеке, сказанных Митей Карамазовым: «Широк человек, я бы сузил»?

— Русский характер — характер контрастов. Он как маятник: то его несет в одну сторону, то с той же силой — в противоположную. Он не может избрать средний путь. То он стремится к красоте, стремится к правде, то погружается в избыточную самокритику. Сузить? Наверное, нельзя.

...Я говорю именно об ответственности, а не о совести. Русский человек может идти на совершение определенного поступка, даже может быть, преступления, и не чувствовать себя ответственным за это. Вот где разница, как мы уже говорили, между обществом коллективной и обществом личной ответственности. Может быть, ответственный подход в чем-то более формальный, неестественный, рациональный, зато есть порядок. Вот, например, пьянство. Это в некоторой степени безответственность по отношению к семье, к обществу.

— А каким для вас был образ России?

– Россия для беженцев – это даже не отечество, это Православие и семья, это то, что тебе близко, то, что тебя окружает, то, что ты любишь. А это и было Православие и семья. То есть все, что хорошо, – это Россия. На самом деле, это то естественное чувство, которое и должно составлять любовь к родине.

— А были ли в вашей среде такие русские, которые хотели бы забыть поскорее, что они здесь оставили, и стать рядовыми американцами?

— Некоторые, наверное, и хотели. Но в любом обществе носителей культуры всегда довольно маленький процент. Пять процентов или, может быть, десять тех, которые создают культуру, несут ее, развивают, защищают. Другие сочувствуют, пользуются, живут в этой культуре. А создание культуры – это такое огромное усилие. Люди, которые явились хранителями родной культуры за рубежом, – это просто титаны, герои. Придти в чужую страну, без копейки, не зная языка, почти не зная местной культуры, не зная, как получить работу, чтобы встать на ноги, чтобы прокормить свою семью. И эти люди решают не только и не столько вопрос своего физического выживания, но сразу же начинают строить церковь и создавать общество. Это были уникальнейшие люди. Они были настолько сильные, они всю жизнь свою положили на то, чтобы создать, сохранить Россию на чужбине. Наверное, это была единственная цель их жизни. Большинство православных церквей, которые есть в Америке, построены начиная с 1950-х годов, когда приехал основной поток русских беженцев. Моя мама приехала в Америку из Югославии, она принадлежит к первой волне, к русской диаспоре в Сербии. У семьи моего отца другой путь: из революционного Питера в Ригу, из Риги в Германию, а затем уже в Америку. Я смотрю на жизнь моих родителей: они такие сильные люди, я и близко не могу с ними сравниться.

— Вы гордитесь тем, что вы русский?

— Знаете, патриотизм не есть гордость. Надо больше любить. Любить свою родину, любить Россию. Это намного больше, чем гордиться. Любить надо, даже когда в стране плохо. Гордость – это часть отношения к родине и, наверное, не та, на которой нужно концентрироваться. Если ты будешь любить страну, ты будешь не только гордиться, ты будешь делать добро, будешь защищать ее. То есть будешь делать те вещи, которые создают великую страну, страну, в которой всем хорошо жить. Защитить национальные интересы можно только, когда любишь, а не когда просто гордишься.