Люди


18.01.2009

Мудрость учителя и наставника

Время, время, время! Оно летит с необратимой быстротой. Будто бы это было вчера, или позавчера. Но с той поры прошло… Пятнадцать лет прошло с того дня, когда летом 1994 года я вошел в Раифский Богородицкий мужской монастырь и остался в нем до сегодняшнего дня. Я надеюсь, что и до конца жизни, если даст Бог...

 

Из биографии наместника Раифского монастыря архимандрита ВСЕВОЛОДА (в миру —Вячеслав Захаров).

Родился 23 января 1959 года в Казани в многодетной семье, где мать в одиночку воспитывала шестерых детей. В 1977 году, окончив среднюю образовательную школу №1, поступил учиться в Московскую духовную семинарию. В возрасте 22 лет приехал священником в Курскую область, служил в Крестовоздвиженском храме в селе Черкасское-Поречное Суджанского района. Затем вернулся на родину, и в 1985 году стал настоятелем храма Петра и Павла в Зеленодольске. В 1989 году принял монашество и с именем Всеволод возведен в сан игумена. В 1991 году отец Всеволод стал наместником Раифского монастыря. В 1993 году возведен в сан архимандрита.

— Отец Всеволод, как получилось, что Вы стали на путь служения Богу?

— Неподалеку от нашей школы, на Баумана, находится Никольская церковь. Будучи ребенком, я часто заходил туда. Поначалу был просто детский интерес, потом стал воспринимать Церковь: ее красоту, ее чувства, ее проповедь более серьезно. И постепенно я принял ее умом и сердцем. Для меня открылось, что это мой путь… Первым, кто меня заметил в храме, помог мне, благословил служить в алтаре, был настоятель храма игумен Анастасий, нынешний Владыка. Мне было тогда 14 лет, он меня подозвал и сказал: «Я вижу, Вы часто ходите в церковь — попробуйте, становитесь на хоры».

— Но ведь в те времена вера в Бога, мягко говоря, не поощрялась.

— Это было непростое для верующих время. Удивительно, но я тогда был секретарем комсомольской организации школы и одновременно иподиаконом у епископа Пантелеймона.

— Как так могло быть? Комсомольские лидеры, замеченные в храме, немедленно исключались из рядов верных ленинцев!

— По сути дела, я был большой общественник: пионервожатым в пионерском лагере, секретарем комсомольской организации в школе, создал школьный музей, ансамбль, принимал участие во всех мероприятиях, выступал в качестве организатора. Люди понимали, что моя работа была направлена на пользу общества, и поэтому исключить меня из комсомола было не за что. Со мной разговаривали, пытались переубедить, но мне как-то удавалось находить аргументы. Помню, подолгу беседовали мы и с директором школы, и с комсомольскими лидерами… Единственное, что мне в итоге предложил секретарь горкома комсомола, это не платить полгода членские взносы — тогда по уставу человек автоматически выбывал из рядов комсомола. Отношения с учителями были хорошими, и ко мне до сих пор приезжают мои педагоги. А в школе, помню, сидел на первой парте, и учителя, даже члены партии, тайно передавали мне записки в храм о здравии и об упокоении.

— Это очень необычная история… Наверняка бывали еще какие-то незаурядные случаи?

— Я случайно познакомился и подружился с секретарем райкома партии Суджанского района Кировской области, куда меня, в то время еще иерея, направили служить после духовной семинарии. И после этого знакомства я уже в открытую мог вести первые проповеди среди партийных работников, естественно, в частном порядке. Многие из них принимали крещение, многие венчались. В частном порядке все это делалось. Очень необычно было и то, что на Пасху крестные ходы проходили с участием школьников — их назначали прямо в школе, чтобы не было беспорядков. И они несли хоругви… Мне вообще повезло на моем пути служения Господу: Он посылал меня в те места, где очень строго соблюдали законы веры, где уважали Церковь.

— В храме Петра и Павла Вы служили с 1985 года. Одним из событий в Вашем служении в Зеленодольске стало восстановление церковной звонницы...

— Да, это было в 1987 году. Когда мы начали строить колокольню, к нам пришли представители власти и заявили, что, мол, вы колокольню-то делайте, но чтобы звона не было — рядом школа! Я говорю: «Хорошо, хорошо, не будем». И как только повесили колокола, звонили целый день. Я пообещал и, грешным делом, не выполнил. Когда власти призвали меня к ответу, я попросил у них наложить письменный запрет или показать документ, запрещающий колокольный звон. Такого документа не было, а запретить уже побоялись...

беседовал
Дмитрий Катаргин

РАЗОРЕННЫЙ ВИД монастыря не произвел на меня удручающего впечатления, потому что к тому времени я побывал в монастырях, которые претерпели еще большее разорение и разруху. Я не помню свою первую встречу с отцом Всеволодом. Вернее, помню смутно, и не мог бы сейчас припомнить, о чем мы тогда с ним говорили. Вероятно, какие-то общие фразы, которые говорят при первой встрече. Все было уже позже, в процессе общения с ним. Он не был похож на тех архимандритов, наместников монастырей, в которых мне довелось побывать, с той поры как я стал послушником и до прихода в Раифу. В нем было нечто такое, что делало его и простым и одновременно сложным. Но, мудрые говорят, что: «Простота в сложности».

Эта фотография  публикуется впервые. Автор ее -  бывший насельник монастыря иеромонах отец Яков. Братья дали шутливое название этой фотографии: «Отец Марк перед «повешением». Это 1994 год. Отцу Всеволоду 35 лет, а отцу Марку 53. Монастырь еще пока разрушен. Стены монастырские еще не восстановлены. Еще нет колоколов на колокольне. Нет ажурной металлической ограды вокруг монастырского кладбища. У Грузинского храма, на деревянном сооружении висят колокола. И веревка эта от колоколов...

Я долго думал, в чем же его простота и в чем же его сложность. Только долгое общение с ним дало мне ответы на эти вопросы. Он прост для простых людей, коммуникабельных, открытых для общения. И сложный для сложных людей, неискренних, корыстных, закрытых. Он всегда напоминает мне кого-то своей стремительностью. Постоянно в движении, и совершенно не похож на непоседу, который постоянно ищет место для своих несуществующих занятий. Отец Всеволод постоянно в делах и постоянно окружен людьми. Я его редко вижу одного, в тихом уединении. Это не для него, и не его образ жизни.

Бог наделил архимандрита Всеволода не только мудростью руководителя и наставника, но даровал ему отличный художественным вкусом. Когда смотришь на восстановленный монастырь в целом, поражает гармония всего монастыря. Естественно, это заслуга архитекторов, художников, но ведь всегда окончательное слово за отцом Всеволодом. Он — духовный и реальный архитектор и строитель той Раифы, которую видит всяк входящий в нее. Прихожане и гости удивляются не только видом, но и духом монастыря. Люди приезжают в Раифу со всех концов земли. Мне приходится общаться с людьми: из Норвегии, Германии, Америки, Греции, Испании и других стран, не говоря о многочисленных паломниках из соседних регионов. Все они в восторге от обители. И я еще никогда не слышал критических замечаний в адрес монастыря. Напротив, люди мечтают еще и еще раз посетить Раифу, пожить здесь, насладиться духовной тишиной и покоем, царящим в монастыре и окрест его...

ВРЕМЯ НЕУМОЛИМО для людей. Оно их старит. Делает немощными. Но для Раифы время, длительность времени, только на пользу. Раифа цветет и расцветает. Время делает Раифу еще более прекрасной, еще более духовной, способной дать людям то, чего они так жаждут получить от монастыря, не такого уже древнего, как Валаам, Оптина, и возможно, не такого красивого как Троице-Сергиева Лавра, Киево-Печерская Лавра. О вкусах не спорят. Кто-то из паломников назвал Раифу «Белой лебедкой, плывущей по синеву озера». Красиво и поэтично. А поэт ли отец Всеволод, с Божией помощью создавший подобную красоту? Несомненно! Хотя, вряд ли он сам когда-либо признается в этом...

Бог послал, и в моей жизни было несколько человек, которых я считаю своими учителями, и которым я безмерно благодарен, поскольку Бог через них соделал меня тем, кем я являюсь сегодня. Прежде всего, это моя бабушка, воспитавшая меня, и в столь сложные послевоенные годы открыла мне духовность и красоту мира. Потом, в более зрелом возрасте, Всеволод Витольдович Кухта, удивительный человек и энтузиаст продолжил эти открытия.

И на конце, архимандрит Всеволод, который, как я думаю, завершил этот процесс. Не потому что я стал всезнайкой, и мне нечему больше учиться. То, чему он меня научил, настолько главное и необходимое, что все остальное, чему возможно мне еще предстоит научиться, не столь существенно. Он научил меня любить людей, сочувствовать и сопереживать им. Не быть равнодушным. Полагаться не на себя, а на Бога. Уметь прощать. Уметь слушать людей.

Великое водосвятие. Крещение, 19 января 2009 г. Фото Марии Зверевой

Я не лучший из его учеников. Но я никогда не пытался ему подражать, быть похожим на него. И это невозможно, хотя некоторые, не знаю, считали ли они отца Всеволода своим учителем, пытались его копировать. Это было всегда удручающим и жалким зрелищем, и заканчивалось плачевно. Слишком индивидуален и личностен наместник, чтобы копировать его.

Однажды, когда один из послушников, на которого отец Всеволод возлагал большие надежды в будущем, решил покинуть монастырь. Наместник пригласил его на беседу и попросил меня присутствовать при этом. Мы долго уговаривали его, приводя различные аргументы, доказывая ему его неправоту. Все было тщетным. И тогда отец Всеволод сказал фразу, которую я не только запомнил на всю оставшуюся жизнь, но и всегда руководствоваюсь ею. Он сказал: «Монастырь может обойтись без тебя, но обойдешься ли ты без монастыря?» Послушник тогда все-таки ушел. Мы все это очень переживали, молились за него. Только наместник был совершенно спокоен. Я понимал, повседневных дел в монастыре столько, что ему не до послушника. Оказалось, что это не так. Отец Всеволод точно знал, что тот обязательно вернется. Верил в силу молитвы, и в здравый смысл этого послушника.

Послушник этот, со временем, принял постриг и стал замечательным монахом и священником. Со временем я понял, что отец Всеволод никогда не ошибается. Говорят, что: «Не имеющему ничего и дать нечего». Бог дал отцу Всеволоду многое, но еще больше он отдает Богу и людям.

Пытаюсь поймать себя на мысли, что все, что я пишу, это возвышенный эпитет, хвалебная ода моему учителю и наставнику. Но это совершенно не так, потому что на протяжении этих пятнадцати лет почти ежедневного общения с отцом Всеволодом я, прости Господи, задумывался — есть ли в нем хотя бы какие-нибудь отрицательные качества? Казалось бы, вот они, на лицо: он почти всегда разговаривает на ходу; иногда кажется, что в данной ситуации наместник должен бы проявить большее внимание, а не принимать категоричную позицию в своем безоговорочном отказе. И каждый раз оказывается, что у отца Всеволода нет отрицательных качеств. Да, он разговаривает на ходу. Но разве это невнимание? Это рациональность. Он привык свое время тратить рационально. Не обязательно много и долго разговаривать для того, чтобы понять и помочь ему. Невозможно обвинить его в равнодушии, потому что он наместник, по-своему видит ситуацию, гораздо глубже, чем мы, со своей мнимой справедливостью.

Его категоричность, при рассмотрении, оказывается всегда обоснованной. Просто мы не видим оснований для нее, руководствуемся эмоциями, а он всегда руководствуется логикой и здравым смыслом. Я никогда не видел его разгневанным, кричащим. Суровым, строгим видел. Но никогда отец Всеволод не опускается до разборов обид и оскорблений между братьями монастыря. Он всегда один и тот же. Говорит с улыбкой: «Помиритесь! Попросите друг у друга прощения! Пожмите друг другу руки!» Это всегда исполняется неукоснительно, поскольку все знают: таково благословление наместника. Вслед за этим всегда наступает мир между братьями. В этом мудрость учителя и наставника.

Время, время, время… Время изменило монастырь. Но не изменило отца Всеволода. Разве что седины чуть прибавилось, но она его только украшает, потому что время украшает человека, который посвятил себя и жизнь свою служению Богу и служению людям.

Иеромонах Марк (Гогилашвили)
насельник Раифского монастыря


Почему двери Раифского монастыря всегда открыты людям?

— Отец Всеволод, во все времена монашество стремилось к уединению. Основатель Раифской пустыни монах Филарет тоже построил себе хижину, чтобы быть вдали от мирской суеты. А вы, наоборот, настежь открываете врата, и кроме верующих, сюда приезжают и любопытствующие туристы… Почему? Что изменилось с тех пор?

— Я считаю, что настало то время, когда монахи не имеют права закрываться от общества. Человек, приходящий в монастырь, должен иметь возможность получить ответ на любой вопрос, который мешает ему спокойно жить. Вера сейчас нужна народу, люди постоянно испытывают стресс, депрессию, и мы просто обязаны быть доступными для них. Мы не можем жить жизнью монахов XVII века, сейчас не те времена. Самые страшные времена настают, когда человек перестает доверять священнику, и священнослужители не имеют права этого допустить. Что будет, если монастыри закроют ворота, а их насельники целыми днями будут просить в молитве у Господа добра и милосердия? Но ведь вера без дел мертва! И тогда мы все мертвы будем. Эта открытость монастыря есть доступность веры от сердца к сердцу, от души к душе, от сознания к сознанию. И когда люди находят, что это нехорошо, это их дело. Но мы сейчас нужны народу, и это наша миссия. Поэтому открытость наша оправданна.


P.S. Редакция газеты «Раифский Вестник» от всей души поздравляет отца наместника, архимандрита Всеволода с юбилеем! Желаем сил и терпения в многоразличных трудах, здравия, духовных утешений и радости преизбыточествующей! Многая и благая Вам лета!