История

1689 год. Преосвященный митрополит Адриан (будущий патриарх) положил прочное основание Раифской обители по ее цели: «…устроить сей монастырь в великолепном виде, …привести его в то благолепие, которым он будет удивлять взоры богомольцев и других посетителей, дабы чрез это привлечь к святой христианской вере»…

Будущий Патриарх родился в Москве в 1627 году.

С 1678 года — архимандрит московского Чудова монастыря. В 1686 году посвящен в митрополита Казанского. В июле 1690 года поставлен в патриарха. Уже в самом избрании Адриана произошел конфликт между ним и Петром I как проводником отступления от Церкви. Петр хотел, чтобы патриархом стал псковский митрополит Маркелл — человек, отличавшийся ученостью и могущий поддержать нововведения царя. Епископат в общем был согласен. Но среднее духовенство (архимандриты, игумены видных монастырей) предложили Адриана — человека высокой духовной жизни, строгого ревнителя церковных преданий. С этим выбором была согласна и мать Петра Наталья Кирилловна Нарышкина, почитавшая Адриана. Церковный Собор, на котором выявились эти разногласия, решил дело в пользу Адриана.

Сразу же, в своей речи при поставлении на патриаршество, святейший Адриан заявил о долге Русской церкви всецело хранить верность восточному православию. Затем в особом послании под названием «Увещание к пастве» он очень последовательно развил точно такое понимание своего архипастырского долга и образа отношений Церкви и государства, какое исповедал патриарх Никон. Петр I, конечно, это заметил, но на открытую борьбу с патриархом не пошел. Не выступал против Петра I в каком-либо политическом отношении и святейший Адриан, для которого Петр был законным, «природным» государем. За эту лояльность архипастырь получал даже оскорбления от наиболее радикальной части духовенства: «Какой он патриарх? Живет из куска... Бережет мантии да клобука белого, затем и не обличает» (царя).

Но это было несправедливо. Не оскорбляя Петра I лично, патриарх Адриан решительно выступал против всех его антиправославных и антирусских мероприятий, в том числе и против пресловутого бритья бород...

Вино, табак и протестантское отношение к Церкви и ее правилам — это как раз то, чем у всех на глазах увлекался Петр I. Особенно после смерти в 1694 году своей благочестивой матери он стал с каким-то неистовством предаваться излюбленным потехам. Из них самая кощунственная — знаменитый «всеплутейший, всешутейший, всепьянейший собор», где были шутовские фигуры «патриарха Пресбургского, Яузского и всего Кукуя», конклав 12 «кардиналов», «епископы», «архимандриты», «попы» и «дьяконы» — всех человек 200. У каждого имелось нецензурное прозвище. «Патриархом» Петр ставил Н. М. Зотова, а сам играл роль «дьякона» (как и Иван Грозный в своем опричном «монашестве»). Вырядившись в соответствующие шутовские наряды, вся ватага катила по Москве в Немецкую слободу пьянствовать. При «освящении» новопостроенного Лефортова дворца во имя «бога Вакха» народ благословлялся двумя табачными трубками, связанными крестом. Даже иностранец И. Корб был неприятно шокирован! Доходили до того, что заставляли священников в церкви (!) венчать шута с вдовой, карлика с карлицей, будучи при этом все в своих балаганных нарядах.

Уже играли в столице иностранные музыканты, уже действовал театр (не для царя, а для толпы на площади), уже надевали русские люди нелепые заграничные платья, уже начинали открыто поносить все свое, ценя только все западное, уже трещали фейерверки и бесновались маскарады...

Петр I играет в игры, очень схожие с забавами Ивана Грозного. Это то же двойничество. Петр и его приближенные — оборотни; в обычное время они те, кто они есть, в часы потех они как бы надевают маски: кто-то становится «князь-кесарем», кто-то «генералиссимусом», кто-то «патриархом». А Петр умышленно понижает себя до «диакона», «шкипера» и «бомбардира». Он, как и Грозный, любит смешивать безродных и родовитых. При нем многие, «кто был ничем», становятся «всем». И вокруг Петра — западные иностранцы...

За балаганным шумом кощунственных потех и дымом фейерверков начиналась тихая и очень серьезная работа, нацеленная на разложение коренных устоев народной и церковной жизни России.

Этих тайных дел люди не знали, но они очень точно узнали и почувствовали дух петровских нововведений, определив его как дух антихристов. Так теперь думали все ревнители православного благочестия — и «никониане», и старообрядцы.

Очень показательно «дело» некоего Григория Талицкого, который проповедовал апокалиптичность происходящего и говорил о Петре I как об антихристе. Его «тетрадки» производили сильное впечатление. Послушавший их в 1699 году епископ Тамбовский Игнатий умилился до слез. Талицкий просил владыку довести его сочинения до патриарха, чтобы и всему народу «про то было ведомо». Игнатий отвечал: «Видим мы и сами,

что худо делается... Да что мне делать? Один я — немощен!»

Об этих разговорах епископа стало известно властям. Они потребовали «расстричь» Игнатия. Но патриарх Адриан не исполнил этих требований до самой своей смерти. Потом и епископ Нижегородский Исайя не согласился на церковную расправу над Игнатием, за что сам пошел в ссылку. Затем архиерейский собор все же расстриг преосвященного и власти заточили его пожизненно в тюрьму Соловецкого монастыря.

Патриарх Адриан также не исполнил желания Петра I насильственно постричь в монашество его первую жену Евдокию Лопухину, чем вызвал в 1698 году немалое раздражение царя. В том же году святейший заступился и за стрельцов, осужденных на казнь. Пусть безуспешно, но он все же «печаловался» о них царю, держа в руках икону Богоматери, чем тоже вызвал вспышку царского гнева.

Не спешил Адриан исполнять и другое желание Петра — наладить школьное дело. Как уже говорилось, братьев Лихудов пришлось отстранить от преподавания. А без них школа стала приходить в упадок. Она теперь называлась только Эллино-славянской академией, так как латинский язык больше не преподавался. Школьные помещения не ремонтировались, ученики (150 человек) терпели нужду и плохо учились. Посетив больного патриарха Адриана, Петр I говорил ему (!) о том, что «евангельское учение — вот знание Божеское, больше всего в жизни сей нужное людям», что нужно бы готовить грамотных священников, начать миссионерское дело среди инородцев, что многие, желая учить детей «свободным наукам», отдают их иноземцам, которые не только плохо знают славянский язык, но и «малых детей ересям своим учат, от чего детям вред и Церкви нашей святой может быть ущерб великий... тогда как в нашей бы школе, при знатном и искусном обучении, всякому добру учились». Слова, явно рассчитанные на ревность по вере и православное благочестие патриарха, который, конечно, понимал, что для Петра главное — не евангельское учение, славянский язык и чистота веры, а «свободные науки»... Нельзя сказать, что святейший по этой причине сознательно саботировал школьный вопрос. В эти годы просто некому было поручить возрождение школы, а сам патриарх с начала 1696 года находился в «параличной болезни», и хотя все же иногда служил и двигался, в общем пребывал в крайней телесной немощи. Но и то верно, что он не горел желанием устройства академии. В этом вопросе он определенно стоял на старорусских позициях. На Востоке не было образца — строго православной академии, а брать западные образцы русские не хотели. На Украине в обстановке активной идейной экспансии католицизма и протестантизма вынуждены были создать православные школы по латинскому образцу. Но в результате киевская ученость стала страдать то католическими, то протестантскими уклонами и редко оставалась на твердых святоотеческих позициях, в чем часто убеждались русские. Тем не менее из южнорусской среды они вынуждены были получать учителей и знания. Брали и из Греции, но связи с православным Востоком не были столь стабильными и тесными, как хотелось бы. При патриархе Адриане продолжал усердно трудиться ученик Епифания Славинецкого инок Евфимий, издавая не только обычную богослужебную литературу, но и переведенные с греческого книги апологетического и полемического содержания — сочинения Максима Пелопонесского, Мелетия Сирига, Нила Солунского. Было впервые издано на славянском «Православное исповедание» Петра Могилы (1696 год), а также чисто русское произведение «Щит веры» Афанасия, епископа Холмогорского. Однако академия так и не была создана.

Таким образом, скрытый духовный конфликт между царем и патриархом продолжался и не был разрешен никак. Он не превратился в политический конфликт, очевидно, только потому, что в тех условиях это означало бы гражданскую войну, инициатором которой православная Церковь быть не могла, хотя многие в духовенстве и народе были на нее готовы. Патриарх Никон в свое время, будучи в опале, а затем в лишении сана и в ссылке, тоже не согласился на предложения Степана Разина бежать на Дон и духовно возглавить крестьянскую войну против правительства, войну, которая, в случае победы, могла бы вернуть ему сан и положение патриарха, уничтожить его врагов. Русская церковь, возглавляемая патриархами, могла поднимать народ против внешних врагов и самозванцев, могла сурово наказывать своих раскольников и еретиков, могла и царям свидетельствовать их неправоту, но она не могла политически выступить против законного царя. И в истории возникновения, и по некоей духовной логике патриаршество и царство оказались слишком тесно связаны.

К тому же дело было в данном случае не только в поведении царя. Петр в своих антидуховных настроениях и делах был далеко не первым (!) и не единственным. Он лишь в наиболее сильной форме выражал настроения и запросы очень значительной части русского общества. Не отрекаясь от веры и Церкви, эта часть общества отрекалась от образа жизни, к которому звала Церковь, в поклонении которому она старалась, поелику возможно, удержать все общество в целом. При Петре обнаружилось, что нужно одно из двух: или утопить в крови половину народа, или в соответствии с богоданным законом свободы человеческой воли дать возможность непослушной половине общества осуществить свою свободу в отрицательном направлении.

Русское патриаршество по пути насилия не пошло. Но оно в то же время не благословило и не одобрило апостасии царя и возглавляемой им части общества, не благословило и не одобрило ни одного отступления от православия, кем бы оно ни совершалось, даже царем!

Но тогда получалось, что патриарх более не может быть «старейшим отцом» для тех, кто его не слушает, а царь, поскольку он открыто отступил от благочестия и перестал слушаться патриарха, не может считаться «благочестивым», то есть таким царем, ради православия и благочестия которого и было учреждено патриаршество...

Так внутренняя духовная раздвоенность русского общества обрекала на неизбежное уничтожение оба института — и патриаршество, и царство. И действительно, после Адриана патриаршество в России было упразднено. Но не стало и царства; оно превратилось в империю во главе с императором (вполне в западном духе!). А в 1917 году не стало и империи.

Патриарх Адриан отошел ко Господу в октябре 1700 года. Перед смертью он написал в своем «Завещании»: «Кто ми даст криле, да постигну дни моя протекшия? Кто ми возвратит век мой, да выну смерть помышляя, вечнаго живота сотворю деяния? Ибо суетно уже тень ловити и тщетно неподобных ждати. Уплыве бо невозвратное время. Утекоша невоспятимая лета... Точию Божие не уплыве мне милосердие!»

Кажется, это воздыхание исторгается из самой глубины души православной России, вспоминающей свое прошлое!..