История


19.12.2004

Раифа. 1830 год, или Путешествие в Раифскую пустынь

Прогулка по озеру и окрестностям монастырским

В полудни того же дня поплыли мы на лодке по озеру для обозрения всего его пространства с лежащими по берегам его местами, особенное внимание заслуживающими. День был довольно жаркий; но на воде мы освежались приятной прохладой от веяния легкого ветерка. Мы остановились на том месте, где озеро среди полукружия леса принимает другой изворот, и здесь как бы прерывается на две половины. Одною прерывается к монастырю на восток, а другою тянется на запад в прямом направлении версты на две до самой деревни Белой. С сей черты озера открывается самая очаровательная для взора картина по своей противоположности видов, какие представляются на том и на другом конце озера. На запад око скользит по длинной перспективе озера, простирающейся до самой деревни Белой, которая, будучи расположена по крутизне одной горы, носится над озером во всей приятной простоте сельского быта, а на восточной стороне открывается вид монастыря во всем его величии, за которым на другом конце озера красиво мелькает в глазах под тенью развесистых сосен монастырская часовня, и издали представляется как бы некоторым скитом древних Египетских отшельников. На их противоположностях два вида в особенности поражают зрение выразительным сходством своих предметов. На одном конце озера на горе возвышается простота; а на другом под сению густых дерев смиренно укрывается скромность.

   

Об авторе

Архимандрит Даниил (Сивиллов), 1798-1871 гг.
 
Настоятель Троицкого Селенгинского монастыря, член Русской Православной миссии в Китае.
 
Из Александро-Невской семинарии, иеромонах, член миссии (1819-1831), архимандрит, настоятель Московского Златоустовского монастыря (1831), Казанского Предтеченского монастыря и профессор Казанского университета (1837), настоятель Троицкого Селенгинского монастыря.
 
 
В 50-х годах XIX века на покое в Ростовском Борисоглебском монастыре.

Рисунок Галины Расческовой

Возвратившись к берегу, мы слезли с лодки на площадку, иначе называемую Иордань, и отселе пошли вдоль берега на запад к лесу. Кругом всего озера и монастыря царствовала глубокая тишина. Даже не слышно было и кваканья лягушек, хотя настоящее время не полагало еще предела для сих водяных животных торжествовать цветущее великолепие летней природы. У них, как известно, не отнимает силу выражать свое веселье обыкновенным их распевом и самое продолжение ночи. Это обстоятельство заставило меня спросить: водятся ли здесь лягушки? Водятся, сказали мне. Да почему же они не кричат? По крайней мере, их кваканьем несколько оживлялась бы столь томная тишина. На них наложено запрещение. Как? Некто из подвизавшихся в нашей обители благочестивых старцев, слышу я рассказ предлагаемый из одного предания, скучая беспрерывным криком сей твари, молил Бога, чтобы прекратилось досадное кваканье лягушек, которое развлекало его внимать при совершении им обычных молитв и Господь по вере старца исполнил его желание. С тех пор и доселе уже никогда лягушечий крик не возмущает слуха смиренных отшельников.

Проходя лесом по тропинке вдоль берега, мы нечаянно спугнули с гнезда дикую утку с утятами. Ожидая, что она поднимется на воздух и оставит своих птенцов, напротив того, к удивлению нашему, мы увидели другое. Утка не только не поднялась, но спокойно плыла позади кучки своих малюток. От пренебрежения ли опасностью произошло такое равнодушие, подумаете вы? Совсем нет! Это в высшей степени естественное действие любви животных к своим детям, которыя в случае опасности жертвуют иногда своими выгодами собственной своей жизни, дабы обеспечить жизнь своих исчадий. Утка эту мысль подтвердила опытом. Лишь только утята доплыли до половины озера, мать тотчас закрякала и подала им голос искать спасения в обыкновенных им средствах. После сего одни из них поныряли в воду, а другие попрятались вместе с матерью по разным кучам камыша. Кроме разительной сметливости и смысла, внушенным птицам нежностию природного чувства, этот пример показал нам еще, что птицы имеют и свой язык, который они сами у себя понимают. А при этом случае нельзя также не подивиться и тому, какое должно быть превосходство любви и премудрости в Том, от Которого пролиялось такое обилие чувств в природу самых даже словестных животных!

Послушник — матрос из чуваш

Он принадлежал к другому племени людей, населяющих край казанский и к другому разряду прежней военной его службы. Он был родом из чуваш. Некогда также был отдан на военную службу и служил матросом при Балтийском флоте; странствовал в разных морских походах. И когда Русская морская эскадра стояла в водах Греческого архипелага, он тогда нашел случай предпринять путешествие в Палестину и другие святые места. В это время он имел счастие посетить святой град Иерусалим. В доказательство сего он представлял нам разные святые вещи, принесенныя им от Гроба Господня. Благовея к сей святыни с искренним расположением благочестиваго христианина, он хранит их на пчельнике при себе, как редкую драгоценность.Конечно, здесь еще находятся и другие подобные послушники, спросил я настоятеля. Да, есть еще один, отвечал он, который смотрит за огородом, и я охотно принимаю сего рода людей в монастырь; ибо из опыта знаю, что подобные сим послушники не только не служат в обременение монастырям, но своею опытностью всегда могут приносить им пользу. Это можно доказать тем, что многие из них вступили в монастырь, не предполагая другой цели, кроме душевного спасения; а потому и в отношениях благочестия они ведут себя без свякого лицемерия. С другой же стороны, испытать разные нужды во время военной службы, они уже многими примерами хорошо научены дисциплине; следовательно от них более можно ожидать готовности к послушаниям, нежели от кого-либо другого, который еще не прошел искус послушания и постоянства.

подготовила Ольга КРЕСТИНИНА